Кризис макронизма
Правительству Франции во главе с Франсуа Байру, назначенному Эммануэлем Макроном на пост третьего премьер-министра за последнее время, предстоит в следующий понедельник во Дворце Бурбонов решить решающую задачу: добиться доверия парламента к программе финансирования почти в 44 миллиарда евро, направленной на сокращение огромного государственного дефицита Пятой Республики. В условиях, когда связь между институтами и общественным мнением утрачена, Франция переживает глубокий, системный, а теперь и структурный кризис, затрагивающий как политическую, так и институциональную системы.
Кризис, который Франция переживает в последние недели, имеет глубокие корни, но сегодня проявляется в ситуации, которую можно однозначно назвать «драматической», как в экономическом, так и в политическом плане. В этом смысле парламентское голосование, ожидающее Байру, — это нечто большее, чем просто формальность. Это игра, которая, при нынешнем положении дел, будет проиграна. Эта игра в некотором смысле также отражает своего рода отчаяние французских политических лидеров.
Конфликт разгорелся из-за закона о бюджете и острой необходимости ограничить государственные расходы, принимая меры, которые угрожают французской системе социального обеспечения, но теперь их становится все труднее поддерживать. Было необходимо кардинально пересмотреть государственные расходы, что уже произошло с вызвавшим бурные споры законом о пенсионном возрасте. Эти меры крайне непопулярны, и Макрон, и Байру это прекрасно понимают. Но в то же время они понимают, что Франция находится в крайне тяжелом экономическом положении.
Растет государственный долг, который сейчас превышает 113% ВВП. Тревожная цифра по сравнению с европейским пределом в 60%. Проблема экономическая, но также, пожалуй, и прежде всего, политическая, поскольку бросается в глаза структурный разрыв между институтами и общественным мнением. Эксперты отмечают, что существует очень сильный разрыв между правительством, президентской властью и общественным мнением, которое демонстрирует очень сильное неприятие. Все опросы, по сути, фиксируют растущее недовольство, чрезвычайно высокий уровень недовольства политическими партиями и политической властью. Неслучайно рейтинги популярности Макрона и Байру сейчас катастрофически низки. Они составляют 18-19%.
Чтобы по-настоящему понять масштабы кризиса во Франции, необходимо вернуться в прошлое. Не только к июню 2024 года, когда Макрон неожиданно – после выборов в Европарламент – распустил Национальное собрание в тщетной надежде вернуть себе утраченное центральное положение. Но и к более раннему периоду, к истокам «модели Макрона». Французский кризис начался в конце 1990-х годов. Это кризис государства и политических партий. Система социального обеспечения была чрезвычайно щедрой, возможно, даже слишком щедрой, а тем временем долг продолжал расти. Именно этот контекст Макрон использовал для победы в 2017 году, порвав с традиционной биполярностью и навязав свой собственный центр.
Сегодня действующий глава Елисейского дворца расплачивается именно за это. Не только потому, что у него больше нет реального большинства, но и потому, что его авантюры последних лет оказались неудачными. Его главной ошибкой было назначение досрочных выборов в 2024 году. Институты Пятой Республики созданы для стабильности, но они устойчивы только при наличии однородного большинства. Когда нет даже относительно значительного большинства, они не могут устоять. А в демократии, все больше зависящей от СМИ, консенсус меняется вместе с ветром, и институциональная стабильность не всегда может полагаться на народный консенсус.
Отсюда риск медленного упадка институтов. Байру — уже третий глава правительства после выборов. Если он уйдет, кто придет следующим? Он сам, несмотря на весь свой опыт, с трудом сформировал правительство. На это у него ушли месяцы.
Кризис макронизма — отражение более широкого упадка. Пятая Республика исчерпывает себя. Институты функционируют, когда есть партийная система, которая их подпитывает. Если партии распадаются, вся система впадает в кризис. Однако трудно представить себе реформу в сторону более парламентской модели. Идея выборного президентства все еще слишком сильна. Французы привязаны к фигуре президента. Они всегда надеются на подходящего человека. Но именно тогда, когда реформы необходимы, они невозможны: потому что система раздроблена, поляризована и выходит из-под контроля.
Парадоксально, но фигура Макрона также препятствует развитию системы. Макрону всегда был свойствен патологический нарциссизм, делая его невосприимчивым к критике. Но в то же время это отстраненное поведение углубляет внутриполитический кризис, еще больше изолируя Елисейский дворец и усиливая раскол с общественным мнением.
В условиях застоя на внутреннем фронте Макрон в последние месяцы, похоже, все чаще ищет убежища во внешней политике. Он поступал так с Киевом, и по ближневосточному вопросу, в частности, в вопросе признания Государства Палестина, что эксперты считают скорее пропагандистским ходом, призванным не допустить открытия дополнительного внутреннего фронта, особенно учитывая сильную мусульманскую составляющую французского общества. Он пытался и до сих пор пытается вмешиваться в дела Южного Кавказа. Но при этом Франция с позором была изгнана из большинства своих бывших колоний по всему миру, в частности - в Африке.
Однако французский президент все равно старается остаться центральной фигурой на европейской сцене. Он претендует на роль «строителя Европы». Франция для него слишком мала.
Пятая республика, десятилетиями казавшаяся гарантом стабильности, теперь, похоже, оказалась в плену собственных правил. Макрон поставил на кон свое будущее, поставив все на свою личную роль. Но, по всей вероятности, ставка уже проиграна.
Лала ЭЮБОВА
Кризис, который Франция переживает в последние недели, имеет глубокие корни, но сегодня проявляется в ситуации, которую можно однозначно назвать «драматической», как в экономическом, так и в политическом плане. В этом смысле парламентское голосование, ожидающее Байру, — это нечто большее, чем просто формальность. Это игра, которая, при нынешнем положении дел, будет проиграна. Эта игра в некотором смысле также отражает своего рода отчаяние французских политических лидеров.
Конфликт разгорелся из-за закона о бюджете и острой необходимости ограничить государственные расходы, принимая меры, которые угрожают французской системе социального обеспечения, но теперь их становится все труднее поддерживать. Было необходимо кардинально пересмотреть государственные расходы, что уже произошло с вызвавшим бурные споры законом о пенсионном возрасте. Эти меры крайне непопулярны, и Макрон, и Байру это прекрасно понимают. Но в то же время они понимают, что Франция находится в крайне тяжелом экономическом положении.
Растет государственный долг, который сейчас превышает 113% ВВП. Тревожная цифра по сравнению с европейским пределом в 60%. Проблема экономическая, но также, пожалуй, и прежде всего, политическая, поскольку бросается в глаза структурный разрыв между институтами и общественным мнением. Эксперты отмечают, что существует очень сильный разрыв между правительством, президентской властью и общественным мнением, которое демонстрирует очень сильное неприятие. Все опросы, по сути, фиксируют растущее недовольство, чрезвычайно высокий уровень недовольства политическими партиями и политической властью. Неслучайно рейтинги популярности Макрона и Байру сейчас катастрофически низки. Они составляют 18-19%.
Чтобы по-настоящему понять масштабы кризиса во Франции, необходимо вернуться в прошлое. Не только к июню 2024 года, когда Макрон неожиданно – после выборов в Европарламент – распустил Национальное собрание в тщетной надежде вернуть себе утраченное центральное положение. Но и к более раннему периоду, к истокам «модели Макрона». Французский кризис начался в конце 1990-х годов. Это кризис государства и политических партий. Система социального обеспечения была чрезвычайно щедрой, возможно, даже слишком щедрой, а тем временем долг продолжал расти. Именно этот контекст Макрон использовал для победы в 2017 году, порвав с традиционной биполярностью и навязав свой собственный центр.
Сегодня действующий глава Елисейского дворца расплачивается именно за это. Не только потому, что у него больше нет реального большинства, но и потому, что его авантюры последних лет оказались неудачными. Его главной ошибкой было назначение досрочных выборов в 2024 году. Институты Пятой Республики созданы для стабильности, но они устойчивы только при наличии однородного большинства. Когда нет даже относительно значительного большинства, они не могут устоять. А в демократии, все больше зависящей от СМИ, консенсус меняется вместе с ветром, и институциональная стабильность не всегда может полагаться на народный консенсус.
Отсюда риск медленного упадка институтов. Байру — уже третий глава правительства после выборов. Если он уйдет, кто придет следующим? Он сам, несмотря на весь свой опыт, с трудом сформировал правительство. На это у него ушли месяцы.
Кризис макронизма — отражение более широкого упадка. Пятая Республика исчерпывает себя. Институты функционируют, когда есть партийная система, которая их подпитывает. Если партии распадаются, вся система впадает в кризис. Однако трудно представить себе реформу в сторону более парламентской модели. Идея выборного президентства все еще слишком сильна. Французы привязаны к фигуре президента. Они всегда надеются на подходящего человека. Но именно тогда, когда реформы необходимы, они невозможны: потому что система раздроблена, поляризована и выходит из-под контроля.
Парадоксально, но фигура Макрона также препятствует развитию системы. Макрону всегда был свойствен патологический нарциссизм, делая его невосприимчивым к критике. Но в то же время это отстраненное поведение углубляет внутриполитический кризис, еще больше изолируя Елисейский дворец и усиливая раскол с общественным мнением.
В условиях застоя на внутреннем фронте Макрон в последние месяцы, похоже, все чаще ищет убежища во внешней политике. Он поступал так с Киевом, и по ближневосточному вопросу, в частности, в вопросе признания Государства Палестина, что эксперты считают скорее пропагандистским ходом, призванным не допустить открытия дополнительного внутреннего фронта, особенно учитывая сильную мусульманскую составляющую французского общества. Он пытался и до сих пор пытается вмешиваться в дела Южного Кавказа. Но при этом Франция с позором была изгнана из большинства своих бывших колоний по всему миру, в частности - в Африке.
Однако французский президент все равно старается остаться центральной фигурой на европейской сцене. Он претендует на роль «строителя Европы». Франция для него слишком мала.
Пятая республика, десятилетиями казавшаяся гарантом стабильности, теперь, похоже, оказалась в плену собственных правил. Макрон поставил на кон свое будущее, поставив все на свою личную роль. Но, по всей вероятности, ставка уже проиграна.
Лала ЭЮБОВА
02 сент.22:00
02 сент.21:50
02 сент.21:40
